Том 10. Произведения 1872-1886 гг - Страница 158


К оглавлению

158

Закончив в 1868 году печатание «Войны и мира», Толстой не возвратился к замыслу «Декабристов», который привел его к созданию романа-эпопеи об Отечественной войне 1812 года. Творческое воображение художника волновали другие исторические темы: то «взятие Корсуни Владимиром» — сюжет для эпопеи; то драма: «Меншиков женит Петра II на дочери, его изгнание и смерть» (т. 48, с. 344); то история подпоручика Мировича, пытавшегося в 1764 году освободить из Шлиссельбургской крепости Иоанна Антоновича. То рисуется план романа о былинных богатырях — с главным героем Ильей Муромцем; то вдруг мелькнул (23 февраля 1870 г.) «тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя» — зерно будущей «Анны Карениной». Но постепенно творческие интересы сосредоточиваются на времени Петра I.

В «мучительных», по словам самого писателя, размышлениях о задуманном романе из эпохи Петра I присутствовали, как всегда у Толстого, «дерзкие замыслы невозможного или непосильного и недоверие к себе» и «упорная внутренняя работа» (т. 61, с. 242). Примечательно, что предварительная «глубокая пахота того поля», на котором художник «принужден сеять», сопровождалась не только напряженными раздумьями о будущем, но и строгой переоценкой созданного ранее. Только что законченный роман «Война и мир» представляется Толстому «многословной дребеденью». Начинаются поиски иных художественных принципов; заново определяются цели и стимулы литературной работы.

Отправив в конце сентября 1872 года раздел «Арифметика» для четвертой книги «Азбуки», Толстой признавался: «…последние дни насилу, насилу удерживал потребность начать свою настоящую работу» (т. 61, с. 323). «Настоящая работа» — это задуманный в 1870 году роман о Петре I и его эпохе.

24 февраля 1870 года С. А. Толстая отмечала в своем дневнике: «Сейчас, утром, он написал своим частым почерком целый лист кругом. Действие начинается в монастыре, где большое стечение народа и лица, которые потом будут главными». Письма и записные книжки самого Толстого за этот период рассказывают об интенсивном чтении разнообразных исторических источников.

Интерес к истории, характерный для всего творческого пути Толстого, никогда не становился у него самодовлеющим. В изумление приводили его слова драматурга А. Н. Островского о том, что «Козьма Минин» написан белыми стихами, чтобы «стать в отдаление» (т. 62, с. 150). Толстой не умел и не хотел становиться в отдаление.

К художественному постижению эпохи конца XVII — начала XVIII века Толстой пришел, размышляя над современностью и всем ходом русской истории. «Весь узел русской жизни сидит тут», — заметил он о Петровском времени в самом начале работы над романом (т. 61, о. 349). «Вы говорите, — возражал Толстой своей двоюродной тетке, — время Петра не интересно, жестоко. Какое бы оно ни было, в нем начало всего. Распутывая моток, я невольно дошел до Петрова времени, — в нем конец» (т. 61, с. 291). Как справедливо пишет М. Б. Храпченко, «слова эти ясно показывают, что замысел нового романа из эпохи Петра I находился в известной преемственной связи с творческой концепцией «Войны и мира».

Петр I упрочил то феодальное государство, которое во второй половине XIX века пошло на слом с удивительной быстротой. Петр I стремился, часто тщетно, привить России ту европейскую цивилизацию, которая после реформы 1861 года обернулась в глазах Толстого «пугалом» (по словам В. И. Ленина) буржуазного прогресса. Клубок исторических противоречий, которые с таким обостренным вниманием наблюдал Толстой в современной ему действительности, распутываясь, уводил к Петровской эпохе.

Оценивая историческую роль Петра, Толстой заметил в записной книжке 1870 года, что тогда «сила и истина были на стороне преобразователей, а защитники старины были пена, мираж». С другой стороны, по мысли Толстого, «открыв себе путь к орудиям европейской цивилизации, не нужно было брать цивилизацию, а только ее орудия, для развития своей цивилизации. Это и делает народ» (т. 48, с. 123).

«Старое и новое» — так озаглавлены два фрагмента начатого романа. Столкновение старого и нового составляет, в сущности, идейный стержень всех отрывков.

Была и еще одна — полемическая — цель в обращении Толстого к эпохе Петра. То новое, что в 60-70-е годы стало для России неизбежностью капиталистического развития, отрицалось им в корне. В современной жизни, в отличие от Петровского времени, не старое, а новое представлялось ему пеной, миражем. Этому новому он надеялся противопоставить исконные основы крестьянского быта, которые всегда были и, по мнению Толстого, должны всегда остаться неизменными. Эта линия замысла особенно ясно воплотилась во фрагментах, относящихся к концу 70-х годов.

Роман о Петровской эпохе создан не был. От работы над ним, очень напряженной, остались лишь тридцать пять фрагментов (двадцать один относится к 1872–1873 гг., четырнадцать — к 1879 г.). В их числе находятся замечательные по художественной силе отрывки.

По большей части это писавшиеся все время заново начала произведения. Работа над ними шла одновременно с кропотливым и пристальным изучением источников, многочисленными выписками из книг, архивных материалов и т. п. «Когда я пишу историческое, я люблю быть до малейших подробностей верным действительности», — говорил о своем труде Толстой (т. 73, с. 353).

Первые (по времени создания) отрывки рисуют один из драматических моментов русской истории, «перелом жизни», — переход власти от Софьи к Петру. Выразительное сравнение с весами (терезами), которые вдруг от горсти зерна покачнулись в другую сторону, точно определяет историческую ситуацию. В центре повествования — князь Василий Васильич Голицын, на своей судьбе горько испытавший это движение весов истории, повисший в воздухе, как «соломинка, выбившаяся из-под крыши» и мотающаяся по ветру.

158